– Хоть бы она совсем сгорела, и, желательно, в аду…
Фабиан тайно вынашивал и «смаковал» свою затею. Для начала он пошёл к окулисту и пожаловался на ухудшение зрения. Заведомо неверно называл буквы при чтении с листа. «Надо бы, чтобы мне выписали очки с оооооочччччень толстыми стёклами, чтобы прожечь эту бледную гадость насквозь…», – думал он про себя. Такие мысли доставляли Фабиану несказанное удовольствие начинающего садиста.
– Может, мне ещё и собаку завести… Ха-Ха-Ха… Но, боюсь, что рука сможет её во сне задушить. Нет, я не дам ей больше ни над кем издеваться! Достаточно того, что она вытворяет со мной, и скольких людей, вероятно, загубила до меня.
Идея с линзами отпала, как только Фабиан вспомнил про пожар в Калласс де Авила. Он побоялся экспериментировать, ведь теперь под угрозой мог оказаться дом в несколько этажей с жильцами…
Разные мысли посещали его, но он их отметал одну за другой.
Фабиан Моралес пытался разобраться, почему рука так поступает и кому она принадлежала до него. Он совершенно не запомнил лица человека, бросившего ему перчатку, но, логически рассуждая, понимал, что тот человек, скорее всего, кинул перчатку с чужой кистью. Крови на перчатке и кисти не было. Далее Фабиан пытался оправдать свои доводы тем, что подавляющее большинство людей – правши, а, значит, бросивший перчатку был правша, и кисть правой руки в перчатке не принадлежала ему.
После долгих мучительных размышлений он решил пойти в библиотеку. Фабиан рассуждал следующим образом: если рука пишет, значит и её хозяин писал. Что же было им написано? Действительно ли эта рука принадлежала известному писателю Мигелю Динасу? Именно с манерой письма этого писателя сравнивают стиль написания его романа. Поэтому надо искать ключ к разгадке через книги. Вот именно сейчас и пригодились филологические знания Фабиана-студента. Парень далеко не глупый, по отдельным фразам и речевым оборотам пытался вычислить характерный стиль и эпоху, в которой жил хозяин руки. Проявлялась интересная закономерность, некоторые выражения отражали средневековый стиль и стиль-модерн одновременно!
Фабиан после утренних лекций допоздна просиживал в библиотеке университета. Он ещё точно не знал, что надо искать. Книг по филологии было великое множество. Но парень проявлял завидную настойчивость. Иногда он просто засыпал над очередной книгой. А рука-садистка, теперь уже не покидавшая студента-писателя после неудачных попыток от неё избавиться, возвращала его в неизбежную действительность, безжалостно сдавливая горло. Фабиан при этом вздрагивал, нервно теребя широкий шарф, и снова углублялся в чтение. Теперь он постоянно носил большие шарфы. Ведь никто не должен был увидеть, что покоится у него на груди или на шее, в зависимости от «настроения». Со стороны всё выглядело как нельзя лучше – одетый «с претензией» молодой писатель черпает мудрость из множества книг. Наверно, Фабиан не задумывался над своей внешностью, либо не уделял должного внимания мнению журналистов. А они примечали всё до мельчайших подробностей. Конечно, жёлтая пресса не спала. Газетчики фотографировали многообещающего писателя, когда он входил в здание университета. Описывали его романтическую внешность. Под ней они подразумевали бледность лица, отрешённость взгляда, шарф, небрежно перекинутый через плечо…
Не могли же газетчики знать, что Фабиан – бледный и растерянный из-за сложившейся неразрешимой ситуации, что он перестал принимать наркотики, отчего его организм бурно протестовал и требовал возврата к медленной, но сладкой смерти. Кто же мог знать, чем служит ему широкий шарф. И в университетскую библиотеку молодой писатель зачастил не за многовековой мудростью, которая ему поможет писать талантливые работы, а в поисках решения, как избавиться от руки-садистки.
И журналисты даже в некотором роде разочаровались: какая же может быть загадка в ослепительном успехе молодого писателя, если он проводит дни и ночи в библиотеке? Нет, получается, никакой загадки. Он много читает, учится в солидном университете. Где скандалы, интриги, разоблачения? Одна скука. Как же они ошибались…
Много недель прошло, прежде чем Фабиан натолкнулся на следы некоторых изречений, показавшихся ему до боли знакомыми.
– Да, я, кажется, нашёл, откуда эти фразы. Конечно, нужно сто раз проверить. Боже мой! Неужели владелец этой руки, истинный владелец, жил так давно?!
Что же Фабиан обнаружил? Он понял, что некоторые строки из «его» романа напоминают изречения из Дьявольской Библии! Так называли «Codex Gigas», самую большую книгу Средневековья, прозванную дьявольской из-за изображения дьявола на одной из её страниц. Саму книгу Фабиан видеть не мог, так как она на тот момент хранилась в Шведской Королевской Библиотеке в Стокгольме. Написанная в начале 13-го столетия в Бенедиктинском монастыре в Подлачице в Богемии на территории современной Чехии, гигантская книга весом почти в 75 кг прошла большой путь. В 1697 году во время пожара в Шведской Королевской Библиотеке книгу удалось спасти, выбросив из окна пылающего здания, но несколько из её трёхсот десяти тяжёлых, из ослиной кожи, листов были утеряны. Неужели Фабиан натолкнулся на копии утерянных страниц? Кто знает…
Согласно средневековой легенде, один из монахов, нарушивший монастырскую клятву, был заточён в келью. Чтобы себя оправдать, он пообещал за одну ночь написать книгу, отражающую все знания человеческие, и тем прославить свой монастырь. Но, осознав ещё в середине ночи, что это невозможно (такую книгу можно было бы написать лет за тридцать непрерывного труда, не менее), он попросил помощи у дьявола, продав душу падшему ангелу Люциферу, и потому смог завершить книгу. В благодарность за услугу, монах поместил рисунок дьявола в книге на двести девяностом листе, напротив изображения райского царства.
Фабиана интересовало, где можно найти записи об этом монахе, сохранились ли его изображения и где покоятся останки. В каких-то записях упоминалось имя Германа-отшельника. Возможно, именно он писал Дьявольскую Библию. По найденным сведениям, большая часть книги была написана на латыни. Неужели рука принадлежала этому монаху? Но она оставляла в мансарде записи на испанском. Наверное, надо искать среди испаноязычных монахов-переписчиков.
Фабиан подолгу засиживался в библиотеке. И не в одной. Он искал ответа на свой вопрос: почему рука стала «существовать» самостоятельно? И не находил. Пока… Поиски среди испанских монахов-переписчиков ни к чему не привели. Связь с эпохой написания Дьявольской Библии была утеряна. Фабиан «перенёсся» в более позднюю эпоху. Его интересовали рукописные работы. В первую очередь он хотел разобраться с недавней историей и стал изучать письма 18—19-го веков.
Письма в домарочный период, с целью экономии бумаги, писались вдоль и поперек. Это были так называемые письма крест-накрест. Он старался внимательно их просматривать. Крутил во все стороны. От нервного напряжения у Фабиана дрожали руки, его руки. Когда Фабиан понял, что просидел столько часов без особой пользы, он решил всё-таки перейти на более старые и серьёзные документы прошлого: на пергаментные манускрипты. И опять не находил того, что могло пролить свет на историю его руки-компаньонки. Тогда ему ничего другого не оставалось, как приступить к изучению наличествующих в библиотеке палимпсестов. Так назывались переработанные пергаменты. Под новым слоем рукописного текста еще можно было прочесть первоначальный текст, как бы тщательно он не был соскоблен и смыт. Фабиан с большим трудом вчитывался в полустёртые строки. Текст был написан на испанском языке. Причём Фабиану не удалось чётко определить, к какому историческому периоду принадлежит написанное. Зато он смог прочесть на одной из страниц о руке «владыке». Именно она определяла, что наносить на пергамент, а не её владелец.
Рука-Владыка царствует над миром,Подвластны ей король и нищий раб,Известны ей искусств прекрасных лиры,И сильным может с нею стать, кто слаб…*
*Стихотворение Фриды Шутман
После прочтения этих строк, Фабиану показалось, он что-то припомнил, и он снова обратился к старым письмам. Он просидел в библиотеке весь день. Всё это время он не пил и не ел. Казалось, что он весь превратился лишь в глаза, которые, в свою очередь, стали окулярами микроскопа. Ничто ему не мешало заниматься поисками в тот день, даже его рука-компаньонка неподвижно грелась на груди.
Фабиан вспомнил, что в каком-то из писем видел упоминание о владыке.
– Надо снова поискать среди писем конца восемнадцатого, начала девятнадцатого века, возможно, я что-то упустил…
И снова письма крест-накрест, и снова лёгкое дрожание рук. Он просмотрел одну пачку писем, датируемых восемнадцатым веком. Ничего не нашёл. Потом взялся за письма начала девятнадцатого века. Опять ничего.
